Талъ кричала обезьяна,
II, къ лиду его склонясь,
Колыхала вѣтвь банана,
Длинной лапой уцѣпясь.
Листья весело шумѣли,
Звучно цѣнился потокъ;
Но глаза его глядѣли,
Не мигая, на востокъ..
Тѣ глаза глядѣли мутно:
Имъ мерещилось вдали
Все, что было недоступно
Бѣднымъ странникамъ земли
Тѣ лазурные чертоги,
Тѣ воздушные холмы,
Гдѣ, творя, витаютъ боги
Въ лонѣ вѣчнаго Брамы.
Недоступное мелькало;
Все жъ доступное очамъ
Для него давно пропало:
И гора, и лѣсъ, и храмъ...
И священнаго потока
Волны, чудилось ему,
