Имъ грубо смятая, шла до его слѣдамъ
Уже послушною рабою...
Кой-гдѣ гнѣздо его торчало изъ озеръ
На Ьваяхъ, чтобъ къ нему не заползали звѣри;
Какъ норы, низменныя двери
Не замыкались на запоръ;
И каменный въ лѣсу стучалъ его топоръ...
Внимая гулу бурь, обваловъ, изверженій,
Огнями дышащихъ, колеблющихся горъ,
Или потоку водъ въ разливъ отъ наводненій,
Отважный звѣроловъ смиренно сознавалъ
Свое безсиліе, глазами силу мѣрялъ
Неодолимую,—чему-то смутно вѣрилъ...
Но не молился я не измышлялъ
Ни алтарей, ни жертвоприношеній.
А надъ землей носился вѣчный геніи,
И небу, и землѣ родной,
Полуземной, полунебесный,
Никѣмъ невидимый, неслышный, неизвѣстный:
Его удѣлъ былъ предопредѣленъ—'
Сопровождать померкшую планету,
Все обреченное на бдѣніе и сонъ
Оберегать, и звать къ божественному свѣту
Того, кто свыше одаренъ.
