'ВЕКОВАЯ ТЯЖБА
ѵ п
большем количестве скопляется в имении народ. Беготня,
сутолока. Пьяные, потные, с горящими глазами, люди,
как помешанные, шарахаются из одного здания в другое.
Отовсюду несется шум, бестолковый, бессмысленный.
Растаскивают по частям кузницу, молотки, сверла, зубила,
клещи, тиски. Внутри паровой мельницы из-за приводных
ремней идет горячий спор, готовый кончиться дракой.
Из каретного сарая тащат сбрую, увозят тарантасы, бе
говые дрожки.
Только Праздник, этот чудак и философ, в рваном
зипуне, не принимает участия в погроме. Сдвинув дыря
вую шапку на затылок, он стоит в стороне от дороги и,_
пошатываяеь, смотрит с умиленной улыбкой, как рушится
княжеское имение.
— Народу-то наперло! Страсть!
— Свято место пусто не бывает,—шуткой отвечают ему,
Около него плачет жена, упрекая:
— Люди вон сколько добра тащат. А ты, рвань горе-
мышная, налил буркалы и ничего тебе не надо...
— Ну, да — и не надо. Было у нас с тобой кругом
шашнадцать, пусть и останется так. Нет, ты гляди, ста
руха, народищу-то сколько... Смоет все, до чиста смоет...
Побей меня бог старым лаптем, ежели вру...
Погром продолжается. Теперь не щадят и жилых по
мещений служащих, врываясь внутрь их толпами и с яро
стью хватая все, что попадается под руки: подушки,
одеяла, гардины, мебель. Разбивают сундуки, шкафы,
ломают двери в чуланах. То-и-дело раздается звон раз
битого стекла и <]а фора. Найденная пища тут же
съедается с такой жадностью, точно все голодали перед
этим целую неделю. Служащие, в особенности их жены,
умоляют не трогать их собственных вещей, но об этом
никто и слушать не хочет, отвечая:
А Новиков-Прибой, I. V
и
