Она уже не видитъ неба и
Предчувствуетъ, что все, что соскользнетъ
Съ наклона головы ея, она
Поднять не будетъ въ силахъ, не рискуя
Нарушить равновѣсіе свое
Или упасть... Не дай ей Богъ, ступая
По слякоти, споткнуться на своихъ же
Пигмеевъ,—быть раздавленной своимъ же
Въ желѣзный вѣкъ желѣзной волей
Сколоченнымъ добромъ!.
Какой тяжелый,
Не всѣмъ понятный образъ! Для чего ты
Возникъ и отпечатался въ очахъ
Души моей!? Зачѣмъ мое перо,
Какъ бы на зло мнѣ, изваяло
Такую статую? Какъ будто въ ней—
Нашъ идеалъ! Какъ будто всѣ должны мы
Брести, согнувшись подъ ярмомъ желѣза
И золота?! И кто изъ благодушныхъ
Ея поклонниковъ не отвернется
Отъ пораженнаго своимъ видѣньемъ
Мечтателя, и кто изъ нихъ не скажетъ
Съ негодованьемъ: Нѣтъ, не такова
Европа, на пути къ двадцатому столѣтью?