178
Я увелъ, и даже такъ распорядился,
Что цыганскій таборъ мнѣ лее подчинился;
И куда ни шелъ я, таборъ шелъ за мною
Съ пѣснями, съ гитарой, съ цѣлою гурьбою
Смуглыхъ ребятишекъ...
— Это что такое!?..
Неужели курникъ? начиналъ онъ снова,
Скрещивая лапы. Это что-то ново!
Ха, ха! Будь я съ вами, не было-бъ такова
Безобразья! Нѣтъ ужъ, я не допустил'ь бы!..
И Ахиллъ, конечно, долго говорил !» бы,
И, быть можетъ, самъ бы сталъ зѣвать, завравшись,
Если-бъ нашъ Трезвонка, стороной пробравшись,
Не толкнулъ Ахилку. Всѣ посторонились,
II Трезвонъ съ Ахилломъ тихо удалились.
Помню, самъ я видѣлъ, какъ они шептались,
Какъ Трезвонъ при этомъ па меня косился.
Изъ-за синей тучи солнца глазъ свѣтился,
Точно красный уголь. Молча я забился
Въ глубину конуры и глядѣлъ оттуда,
Какъ, нахохлясь, куры въ курникѣ дремали,
Какъ въ окнѣ Арины при свѣчѣ мелькали
Уши самовара и ея посуда,
Какъ въ тѣни, подальше, около канавки
