ПЕВЦЫ.
В трактире „Не грусти— развеселю", несмотря на
сумрачность и грязь, в этот вечер поздней осени, когда на дворе безпрерывно моросит дождь, а сырой и
холодный ветер пронизывает до костей, — хорошо и
уютно. Народу не так много, сравнительно тихо, хотя
в деловой разговор то и дело врываются пьяные голоса, звон
посуды, призывающий к столам прислугу,
щелканье на буфете счетной кассы. По временам заводят граммофон, старый,
полинявший, с большой
красной трубой. Он играет сносно, но вдруг сорвется
и, словно чем-то подавившись, зарычит режущим ухо
голосом.
Большой зал, освещенный электрическими люстрами. Вдоль стен и по углам, точно прячась от людского взора, сидят каменщики, ломовики, чернорабочие,—-
народ, плохо одетый, заскорузлый, но плотный и сильный. Они глотают водку большими стаканами, не торопясь, закусывают потрохами, „собачьей радостью1 и
ржавой селедкой, чай спивают до - бела. Разговор их
медлительный, лица хмурые, взгляд тяжелый. Ближе к
41
