Н
АША ПОДВОДНАЯ ЛОДКА — маленькая, чуть за
метная струнка в грохочущем концерте войны. Сей
час она стоит в гавани, отдыхает. Пожалуй, я по-своему
люблю ее. Разве во время походов мы не спасались на
ней при самых рискованных положениях? Но при первой
же возможности я стараюсь уйти от нее: для измученного
сердца нужна ласка. А это я могу найти только здесь,
на пустынном берегу моря.
Теплый ветерок забирается за просторный ворот моего
матросского костюма и щекочет тело. Я лежу на отшли
фованной гальке и улыбаюсь — редким облакам, солнцу,
морю. У 'ног воркуют волны. О чем? Разве я знаю?
Может, о том, как спорили с буйными ветрами, как жарко
под экватором, как вольно им живется на просторе. Над
городом, что разбрелся по широкому плоскогорью, с ред
кой зеленью, мутно от чада и пыли. А здесь светло и
радостно. И в моей душе—ясное утро тропических морей.
Осиротел я очень рано. Восьмилетним мальчиком по
пал в большой портовый город. Никого из своих. Только
один дядя, содержатель маленькой лавчонки. Я помогаю
ему торговать дрянной колбасой и „собачьей радостью":
рубцами, печенками, легкими.
Наша квартира —-- на окраине города. Здесь ютится
нищета, оборванная, чахлая, изглоданная нуждою. А на
главных улицах богатство и роскошь. Магазины — чего
