И, какъ на падаль, мнѣ на грудь
Слетится птицъ крикливый рой,
И въ цѣломъ мірѣ, Боже мой!
Едва-ль найдется кто-нибудь
Меня въ молитвахъ помянуть.
Я умиралъ и, наконецъ,
Какъ страшный грѣшникъ, какъ бѣглецъ,
Я умеръ бы; но вы меня
Нашли и подняли, и я
Существованіе мое
Влачу, какъ будто не свое—
Чужое. Міромъ окруженъ,
Я тщетно на святой Аѳонъ
Стремлюсь и тѣломъ, и душой;
Но отъ меня онъ заслоненъ,
Какъ бы незримою рукой
Всевышняго... Его святынь.
Его мощей, его пустынь
Я недостоинъ».
Такъ Кириллъ
Разсказъ свой кончилъ. Облегчилъ
Онъ этимъ душу или нѣтъ?
Яснѣе ли на Божій свѣтъ
Взглянулъ?—не знаю. Но Кириллъ
