И съ ними на кулачкахъ дрался.
Дни отрочества онъ провелъ
Въ столицѣ, съ дядей букинистомъ.
Въ два лѣта съ пьянымъ бурсакомъ,
Давно отпѣтымъ латинистомъ,
Прошелъ грамматику; потомъ,
Занявшись головною ломкой,
Онъ утро каждое съ котомкой
Уже въ гимназію спѣшилъ
И , разумѣется, долбилъ.
Прошло семь лѣтъ— И жаръ лиризма,
Который сталъ его томить,
Изъ принципа, чтобъ не прослыть
Стихослагателемъ, душить
Онъ сталъ во имя реализма;
Занялся химіей; тетрадь,
Гдѣ муза пробовала перья,
Забросилъ; иначе сказать,
Н а даръ свой наложилъ печать
Презрительнаго недовѣрья.
И букинистъ, его патронъ,
Насколько былъ онъ грамотеемъ,
Сочувствовалъ его идеямъ.
