32
„ЖаліА, говорила
Кирилина, его родная мама,
„Жаль, что Захаръ Кузьмичъ давненько
Къ намъ не заглядывалъ; забылъ про насъ.
Ей было жаль ѵЗахара Кузьмича
Не потому ль, что этотъ балагуръ
Умѣлъ ее и посмѣшить, умѣлъ
И сострадательное сердце въ ней
Затронуть, даже клялся ей однажды
Съ великимъ сокрушеніемъ, что взялъ
Съ просителя за переписку просьбы
Двугривенный: такъ онъ нуждался бѣдный!
А , можетъ быть, ей втайнѣ было' жаль,
Что некому хвалить ея стряпни...
Пока отсутствовалъ Захаръ Кузьмичъ,
Мы въ эту зиму часто собирались
У самовара пожилой вдовы
И пили чай у ней, и оглашали
Ея уютно - тѣсный деревянный
Домишко шумомъ нашихъ голосовъ
II нашимъ хохотомъ. Одинъ Вадимъ
Ни съ кѣмъ не спорилъ и не хохоталъ;
Зато, когда' мы ночью расходились,
Позднѣе всѣхъ гасилъ свою свѣчу,
II наполнялъ свои тетради бредомъ
Восторженно настроенной души.
XIX.
Все шло по-прежнему, и не скажу,
Чтобъ время шло, по-стариковски, скоро.
Мы торопились жить, а дни за днями
Шли медленно, какъ будто намъ на зло,
Испытывая наше нетерпѣнье
