Да за портретъ съ Игнатомъ расплатилась
Чуть не по-царски. Настежь отворилась
Дверь за границу, крылья отросли,
Кругомъ туманъ, сіяніе вдали.
При деньгахъ какъ-то легче вѣрить въ славу
Чѣмъ вѣрить въ безкорыстную любовь.
—Прощай, Москва! „А по какому праву?0
Спросилъ отецъ, приподнимая бровь.
sjc :•« *
И въ спальню онъ ушелл,, гдѣ къ половицѣ
Привинченъ былъ желѣзный сундучокъ,
Сѣлъ на кровать, и на его рѣсницѣ
Слеза повисла. Удружилъ сынокъ!...
Зашибъ себѣ копѣйку, знать не хочетъ
Что о его кускѣ отецъ хлопочетъ,
И даже не стыдится ремесла!
Хорошъ сынокъ!... и грусть его взяла....
А мачиха Игнату на дорогу
Купила валенки, достала погребокъ,
Стаканы, ложки.... „Такъ угодно Богу“,
Рѣшилъ старикъ и отперъ сундучокъ.
** *
Алеша незамѣтно пристрастился
Къ Игнату, онъ не могъ не унывать,
На старый долгъ свой брату молча злился,
И пьяный возвращался ночевать.
Не много дней Игнату оставалось
Прожить въ Москвѣ, и эта жизнь слагалась
Такъ хорошо, такъ искренно тепло,
Что даже онъ подумалъ: въ чемъ же зло?
- 41
