122
То грезилось ему, — пришелъ онъ на совѣтъ
И засѣдаетъ съ мертвецами,
И громко говоритъ, и споритъ съ нимъ скелетъ
Съ напудренной косой, въ кафтанѣ съ галунами,
И говоритъ ему: „молчи! народа нѣтъ
Одинъ ты выродокъ живой достоинъ съ нами
Быть въ академіи! доволенъ будь, молчи!
О средствахъ, о женѣ, о чинѣ хлопочи....
Но, вѣдай университета
Не будетъ въ Питерѣ до преставленья свѣта".
Такъ слышалось ему—такъ мрачно грезилъ онъ;
Такъ страшно въ эту ночь, борясь съ толпой видѣній,
Страданьями съ судьбой расплачивался геній.
Но муза сжалилась.
Богиня, Геликонъ
Покинувъ, для него сошла въ нашъ край суровый,
Съ поникшаго чела сняла вѣнецъ лавровый
Н подошла къ нему,—и погрузился онъ
Въ пророческій, глубоко ясный сонъ.—
Н вотъ ему, шумя, сверкая и пестрѣя,
Приснился этотъ залъ и праздникъ юбилея.
Горятъ огни—во время торжества
Играетъ музыка, и раздается пѣнье.
И посреди инаго поколѣнья
Въ рѣчахъ шумитъ о немъ столѣтняя молва,
И русскій стихъ, набравшись русской силы,
О имени его звонитъ среди гостей,
Тѣнь Ломоносова зовутъ изъ-за могилы.
Хотятъ вѣнчать ее, сказать „спасибо" ей,
За трудный подвигъ начинанья,
За первый русскій стихъ, ласкавшій русскій слухъ.
