150
„Прочь, — это роскошь!41 Но едва ли
У этихъ бѣдныхъ пѣтуховъ,
Опровергающихъ искусство,
Изящное простыло чувство
Для
настоящихъ жемчуговъ?
Итакъ, ной бѣдный другъ Каиковъ
Барономъ не былъ забракованъ:
Онъ скоро былъ рекомендованъ
Всѣмъ знаменитостямъ, — инымъ
Онъ нравился умомъ своимъ,
Оригинальнымъ и живымъ,
Другими самъ былъ очарованъ.
Въ тѣ дни Тургеневъ молодой
Еще на пажитяхъ чужой
Науки думалъ сѣять розы,
Глядѣлъ на женщинъ какъ герой.
Писалъ стихи, не зная прозы,
И былъ преслѣдуемъ молвой
Съ какимъ-то юношескимъ жаромъ,
Что суждено ему недаромъ
Ходить съ большою головой.
Аксаковъ былъ еще моложе,
Но — юноша — глядѣлъ онъ строже
На жизнь, чѣмъ патріархъ иной.
Весь до костей проникнутъ вѣрой
Въ туманный русскій идеалъ,
Онъ счастье гордо отрицалъ
И называлъ любовь химерой.
