— Молодец, Паня, — похвалила учительница. И по
медлив, скорее для себя, чем для девочки, добавила: —
Учиться бы тебе надо.
Учиться! Ей очень хотелось учиться. Но где? В округе
не было ни одной другой школы, кроме таких же, которую
она окончила. И на что? У отца и без нее много ртов,
никак прокормить их не мог. Д аж е несколько лет спустя,
когда она уже была девушкой «на выданья», и тогда д а
леко не всегда рисковала показаться там, где собиралась
молодежь и куда ее звали гармоники и песни однолеток.
Действительно, «батрачка босоногая»... А может быть,
воскрешенная поэтом картина тех майских дней напомни
ла о пропавшей молодости, о таких переживаниях юности,
которые не мог знать, да, вероятно, никогда и не узнает
автор поэмы?
Гром оваций вспыхнул вместе с последней фразой,
прозвучавшей со сцены. А в следующее мгновенье прои
зошло необычайное в концертах самодеятельности. Зри
тели, словно повинуясь знаку невидимого дирижера, под
еялись в едином порыве. Выбежавшая из-за кулис испол
нительница поклонилась раз, другой, третий,, явно* расте
рянная от небывалого успеха. Затем, поняв, что аплодиру
ют не только ей, подошла к самому краю сцены и по-дет
ски неистово сама стала рукоплескать вместе со всеми.
Когда восторги, наконец, улеглись, школьница стала
читать другие стихи. Чистым, звонким голосом она рас
сказывала о том, как молодой токарь вместе с девушкой,
которую он полюбил, увлекся занятиями в заводском хоре,
как он мечтал о славе артиста и как на конкурсе певцов
седой профессор, восхищаясь чудесным голосом девушки,
откровенно сказал парню, что жить и трудиться, конечно,
он будет, но петь—никогда. И хотя то были замечатель
ные стихи и читала их исполнительница с неменьшим
вдохновением—прежнего контакта со зрителями уже не
-ощущалось.
Тут и там в рядах слышался приглушенный говор.
Мои соседи тоже заговорили:
— Эх, тетя Шура, вот это почет Прасковье Николаев
не. Какой славы достигла! Стихи о ней пишут, за грани
цей знают... Вот бы нам...
Тетя Шура, видимо, не была склонна к подобной меч
тательности.
9
