—
44
—
— Не по-божески это,—заметил Захар.
— Эх, папаша, тут вам не понять. Надо сначала
на службе побывать, да устав выучить, да знать,
что такое в н у т р е н н и й вра х , а потом уж и разговаривать, и все прочее.
Закусив бороду, старик уныло качал тяжелой
головой.
Разошлись гости уже поздно ночью, и на улице
еще долго, почти до света, куралесили пьяные.
На конике, где солдат лег спать с женою, слышалась возня.
— Нет, не можешь ты понять...—ворчал Петр,
икая от перепоя.
— Миленький Петенька... — испуганно шептала
Матрена.
— Э, дура!
— Петр Захарыч... Да я для тебя...
— Тьфу... Как есть ду-ура...
IV.
На второй день Захар и Федор встали вместе
с восходом солнца., У обоих позеленели лица, трещали головы, а внутри мутило. Начали опохмеляться, закусывая малосольными огурцами.
Топилась печка. Матрена, держа в руках ухват,
гремела чугунами. Лицо у нее было бледное, глаза
недоуменно-неподвижны. Старуха, сидя на скамейке
и согнувшись, чистила картошку.
В избу вошла жена Федора и, обращаясь
к свекру, испуганно заговорила:
