нарядившись, велел приготовить чай. Но никто не
мог поставить самовара.
— Э х , вы, тамбовские волки!—насмешливо заговорил Петр , взявшись сам за дело. — Вам, видно,
не чай пить, а только щи хлебать осметком!
Скоро опять начали сходиться гости, и пьянство
пошло снова.
Солдат, подвыпив, позвал Матрену в горенку.
— Н у , жена, довольно тебе ходить простой
бабой!—сказал он и, раскрыв один из чемоданов
начал вытаскивать из него подарки... Тут были
платья, платки, корсет.
Матрена застыдилась, фыркнула.
— Ты что? — взглянув на нее, спросил солдат.
— Д а я, Петр Захарыч, и надеть-то не сумею
этакое...
— Н у , и горе же мне с тобой! Другая бы радовалась, а она вон что! Мужичка и все прочее!
Отделив часть вещей, он подал ей.
— Чтобы сию минуту преобразиться в барыню!
— Лучше в другой раз...— взмолилась жена.
— Ослушаться?
— Голубок мой сизый, засмеют ведь меня.
— Молчи, простокваша, а т о—хлебалы разнесу!—
сердито закричал он и матерно выругался.
Глотая слезы, Матрена раздевалась и стояла
перед подарками, не зная, что делать с ними.
Петр, много раз видевший, как одевались в публичных домах девицы, начал помогать жене, поругиваясь и хвастаясь своим знанйём дела.
