Такъ незамѣтно мой Камковъ
Сталъ баронессѣ тѣмъ пріятенъ,
Что былъ и простъ, и непонятенъ:
Ей нравиться не прилагалъ
Онъ ни малѣйшаго старанья,
А потому и привлекалъ.
Ея намеки иль признанья
Полушутливыя, (давно
Другой бы понялъ ихъ: одно
Изъ нихъ мы слышали на балѣ),
Его нисколько не смущали:
Ея пріязнь онъ принималъ
За симпатію убѣжденій,
Другихъ же тайныхъ побужденій
Покуда не подозрѣвалъ.
Такъ, ѣздя на урокъ съ урока,
Въ наукѣ жизни недалеко
Ушелъ ученый мой поэтъ;
Но, говорятъ, кто съ юныхъ лѣтъ
Нѣмецкой мудростью напудренъ,
Не можетъ быть не цѣломудренъ.
Попробуйте вообразить,
Положимъ, Гегеля — Фоблазомъ,
Иль Канта — Казановой: разомъ
