125
И тѣ, которые трубили,
Что онъ невѣжда и нахалъ,
И та, которую любовнымъ
Письмомъ онъ нѣкогда сразилъ,
Ж
тотъ, кто нѣкогда грозилъ
Ему процессомъ уголовнымъ...
Когда я прилеталъ въ Москву,
Какъ юноша, когда-то праздный,
Любилъ я старую молву
Ловить за хвостъ немножко грязный,
И помню, какъ одинъ приказный
Съ какимъ-то чувствомъ говорила,
Какъ этотъ князь его побилъ,
Ж какъ онъ щедро наградилъ
За свой поступокъ безобразный.
Когда же я его спросилъ:
Какъ звали князя, гдѣ онъ жилъ,
Гдѣ онъ служилъ и куралесилъ, —
Сѣдой пьянюпіка носъ повѣсилъ
Ж повинился, что забылъ:
„Забылъ, сударь! забылъ, признаться!
„Забылъ — кажись бы и не пьянъ“...
Такъ часто трудно добираться
До историческихъ имянъ.
Таптыгина не зналъ я лично:
Но, какъ его историкъ, я
Въ то время велъ себя отлично.
Нельзя писать о немъ шутя,
Писать подробно неприлично;
Мы
не дозрѣли
, говорятъ,
И можетъ-быть не безъ причины!
