Косырев, напротив, весел и радостен.
Он отбыл
срок службы и теперь, как запасной, отправляется к
себе на родину. Одет франтовато— в новенький бушлат,
с позолоченными пуговицами и серебрянными кондри-
ками, на фуражке, лихо сдвинутой на бекрекь, атлас
ная лента с надписью: „Не подходи". Энергичное,
красивое лицо его горит, точно опаленное зноем, под
русыми пушистыми усами
играет улыбка.
Военная
служба, хотя и не тяжелая для него, но подневольная,
с суровой судовой дисциплиной,
с постоянным стра
хом попасть за пустяк под суд, в ошельмованные
люди,— осталась позади, как воспоминание, а в буду
щем уже грезится новая жизнь, полная лучших на
дежд. Смотрит на солнце и кажется ему, что не осень,
а весна наступает, ликующая, светлая.
— Да не сиди ты, как ворона в ненастье!— гово
рит он товарищу, хлопнув ладонью по его спине.
— Служить долго,— отвечает тот, поднимая голову,
мутную от выпитой водки.
— Отмотаешь.
Обгоняет
партию проституток, сопровождаемых
городовыми на медицинский осмотр. Молодые жен
щины, не успевшие еще развратиться, идут, стыдливо
опустив головы, а старые, все испытавшие, держатся
нагло, никого не стесняясь.
— Эй, птички, куда держите курс?—смеясь, спра
шивает у них Косырев.
В ответ слышится скверная брань, гнусавый смехг
а одна, дряблая, с лицом точно изжеванным, яростно
сипит, оскалив по-собачьи зеленые зубы и тараща
гнойные глаза.
Отвернувшись, квартирмейстер хмурит брови.
85
