СОЛЕНАЯ КУПЕЛЬ
47
На полуюте появился радиотелеграфист.
— Отдыхаете, Лутатини?
Лутатини понравилось его лицо— спокойное, уверенное,
с большими серыми глазами. Что-то располагающее было
и в его манере держаться, и в чистом голосе, и в откро
венной улыбке.
— Я не ошибся? Вас, кажется, величают—сеньор Лу
татини?
— А вас?
— Викмонд. Я— норвежец, но очень долго жил в Арген
тине, в Розарио, полюбил эту страну и принял ее
подданство. А вы, как я слышал, священник из Буэнос-
Айреса и будто бы попали к нам не по своему желанию?
Верно это, или нет?
— К сожалению, так.
Из командного состава это был первый человек, кото
рый заговорил с ним так, по-хорошему, просто. Это сразу
тронуло Лутатини. Но в то же время он почувствовал
неловкость за свой грязный рабочий костюм и неряшли
вый вид. Ему хотелось говорить умнее, изысканнее, но
мысли его путались. Он с трудом рассказал о себе: как
он жил раньше, как попал на судно и как теперь ему
тяжело здесь. Заметив сочувствие в лице своего собесед
ника, Лутатини спросил:
— Команде я плохо верю. Все ко мне относятся на
смешливо. Скажите хоть вы откровенно, мистер Викмонді
неужели нет выхода из моего положения?
Радист пожал плечами.
— Поэтому-то и заключили с вами контракт.
Лутатини сделал правой рукой такой жест, словно по
трясал в ней неприемлемый документ, и воскликнул:
— Но ведь нас обманом взяли! Мы подписали эту ду
рацкую бумажку не в конторе, а в кабаке!
— Хотя бы в публичном доме—документ все равно
сохраняет свою силу.
