но он внезапно ослеп. Правая его рука откинулась
с необыкновенной быстротой, словно он боялся
упустить удобный момент для удара. Не успел я
произнести ни одного слова, как голова моя мот
нулась в одну сторону, затем в другую. Из глаз
посыпались искры, зазвенело в ушах.
— Мерзавец! За что ты меня ударил?-—за
дыхаясь от негодования, крикнул я в диком ис
ступлении. Я упал на койку, но сейчас же вско
чил. Всё моё существо охватило одно безумное
желание броситься на Капитонова и рівать его,
рвать до тех пор, пока не истощатся 'Последние
силы. Н о он сам свалился на пол, как подкошен
ный, и над ним, яростный и страшный, стоял
Псалтырей, ожидающе глядя на инструктора. Всё
это произошло как в бреду, и до моего сознания
донёсся резкий голос:
—> Разойдись!
ф
Я увидел удалявшуюся из камеры спину Х ра
пова.
В эту ночь я долго бродил по двору, осыпае
мый холодным снегом, с болью в голове и с го
речью в сердце.
Было уж е поздно, когда я вернулся в камеру.
Газовые рожки, наполовину привёрнутые, горели
слабо. Кругом было сумрачно. Новобранцы, уто
мившиеся от работ и учебных занятий, крепко
спали. Дремал и дневальный, привалившись к
стене около двери. Воздух бьгл тяжёлый, спёртый,
пахло прелыми портянками. Я прошёл к своей
койке й начал раздеваться.
Капитонов ещё не спал. Опустив голову, он в
одном нижнем белье сидел на своей койке, уби
тый и несчастный. Лицо его с разбитым подбо
родком потемнело, взгляд устремился в одну точ
ку. Н е глядя на меня, он заговорил робко, дро
жащим голосом:
42
