мудростью. Каждый день его подвергали жесто
ким наказаниям. И, запуганный, задёрганный, он
производил впечатление безнадёжного человека.
У нас с ним был один шкаф, разделявший в за д
нем ряду наши койки. Вместе мы пили чай, вместе
ели ту дешёвую колбасу, какую приходилось ино
гда покупать в лавках. По вечерам, беседуя с ним,
я помогал ему разобраться в уставе и заступался
за него, когда над ним смеялись. Он относился
ко мне с большой любовью. Иногда его подбадри
вал Захар Псалтырёв:
— Главное, Капитонов, ты не робей. Что с то
бою может сделать инструктор? Ведь не зарежет
ножом? Отвечай ему смелее, вроде как не он, а
ты старший над ним. И тогда у тебя дело пойдёт.
Пришёл инструктор Храпов, крупный и жили
стый человек, и важно уселся против нас на сту
ле. Это бьгл старший унтер-офицер, кончивший
армейскую стрелковую школу. Н а его обязанности
лежало обучать нас строевому делу. На этот раз
он казался особенно злым. Д ело в том, что утром,
понадеявшись д{Гуг на друга, никто из новобран
цев не принёс ему чаю. Это его взорвало. Желая
нас наказать, он привязал к чайнику длинный
шнур, и мы все, сорок человек, ухватившись за
шнур, отправились на кухню за чаем. Шли в ногу,
распевая:
Дулась, дулась, перевернулась,
Перевернулась и согнулась
В три дуги, дуги, дуги.
Вся эта песенка, которую заставил нас петь
Храпов, заключалась лишь в трёх бессмысленных
строчках. И мы повторяли их, как попугаи. А он,
сопровождая нас, командовал:
— Ать ! Два! Громче пойте! Н е жалеть глоток!
Левой! Правой!
36
