30
А. Н О В И К О В - П Р И Б О Й
— Будь у нее дети —могла бы терпеть. Дети не
дают женщине баловаться. А без них — конец! Пиши
пропало — баба...
Вестовой огрызается, пуская ругань в двадцать пять
оборотов. Не помогает! Еще хуже нападают, точно он
является главным виновником их кошмарной жизни.
— Не то еще, братцы, может случиться. Вернется,
скажем, Кирсанкин домой, а у жены — памятник неруко-
творенный. Будет пестовать да приговаривать: „Весь
в отца! Вылитый! И мордашка, и глазки, и пяточки!"
Вот где обида...
Веселье разгорается:
— Добро бы от русского. А то веть теперь немцев
набрали — пропасть! Даже в селах есть. А наши бабы
набрасываются на них с такою жадностью, точно акулы
на мясную приманку. Знал я одну солдатку. Правду
сказать, с дурцой она немножко. Ходит по соседкам и
все рассказывает: „Все было ладно, все как следует
быть. А как почуяла я под сердцем, так и покою лиши
лась. Уж очень боязно: а ну да как по-русски не будет
говорить?"...
Затравленным зверем оглядывается Кирсанкин, оглу
шенный ядовитым смехом других. Его хлопают по плечу,
советуют:
— Одно, брат, тебе остается — это удавиться. Ей-
богу! А для нас это будет развлечением...
Наступила внезапная пауза.
— Над чем это вы хохотали так? — спрашивает по
дошедший инженер-механик Острогорский.
Старший унтер-офицер докладывает серьезно:
— Кирсанкин, ваше благородие, все здесь чудил:
о жене своей рассказывал.
— Наверное, какие-нибудь гадости?
