64
Л. НО ВИК ОВ - П РИ БО Й
Залейкин возится с граммофоном. Это его любимое
дело. К нему пристают матросы:
г—
Трепанись, браток!
— А ну вас к лешему! — отмахивается Залейкин.
— Тьфу, чорт! Ну, что тебе стоит языком постучать?
А мы бы послушали.
— Идите-ка вы все к Е -е-вгению Онегину. Слу
шайте лучше граммофон. Ставлю „Липу вековую". Эх,
и песня! Умирать буду —кого-нибудь попрошу спеть ее.
Обязательно попрошу. А если хватит силушки — сам
спою. С песней уйду на тот свет.
Залейкин приподнял одну бровь и стоит, словно зача
рованный тенором певца.
Над дверями офицерского отделения висит Николай
Чудотворец. И з -з а стекла позолоченного киота он строго
смотрит на м ітросов, точно недовольный, что все его
забыли; ему приходится выслушивать не молитвы, а са
мую ужасную ругань, какую можно себе представить.
Из всей команды только один человек относится к нему
по-христиански — это молодой матрос Митрошкин. И сего
дня, после ужина, прежде чем залезть под одеяло, он по
вертывается к иконе и крестится.
— Мотаешь? — спрашивает его Зобов с ехидной
улыбкой.
— Да, потому что я не такой безбожник, как ты!—-
сердится Митрошкин.
— Я не знаю ни одного святого из матросоз. Зна
чит, зря стараешься.
— Отстань, магнитная душа!
Но Зобов продолжает спокойно:
— Ты не сердись. Я тебе дело говорю. Возьми, вон,
осла: Христа на себе возил, а что толку? Все равно
в
рай не попал.
