бы подтверждая только что сказанное, и лег на
живот, положив подбородок на свои кулаки.
— На чем я остановился?—через некоторое
время спросил нас Семен, потерявший, повидимому,
нить мысли.
Я подсказал ему.
— Да, да,—начал он.—Вспомнил: в корму я побежал. Что тут я увидел! И рассказать-то мудрено.
Все борта снаружи были проломлены. Железо завернулось внутрь и наружу. В палубе провалы. Черные. Мимо них трудно было пройти. Того и гляди
голову себе свернешь. Разворочало кочегарный
кожух. От канцелярии ничего не осталось. Трапы
все разбило. Так что нельзя было пробраться
с одной палубы на другую. Люминаторы полопались.
Все исцарапано, как будто кто изгрыз корабль. От
офицерского отделения остались только обломки.
Все смешалось, перепуталось. А адмиральскую
каюту об'яло пламенем. Ее никто не тушил. Видно,
от пожарного дивизиона никого не осталось. Куда
ни обернись, везде лежат либо раненые, либо
убитые. Некоторые ползают на брюхе и стонут.
Валяются окровавленные куски мяса, внутренности..•
Вот к борту привалился человек. Ноги у него задраны кверху. Как будто он балуется. На самом
же-деле он мертв. По погонам я узнал, что это
офицер. Рядом ворочается матрос. В животе у него
торчит лом. А потом, гляжу, стоит еще на коленях матрос. Идти, верно, не может. Весь испачкался кровью. Ему оторвало нижнюю челюсть.
- 96 —
