395
Ни милой дочери вечернія заботы,
Ии предстоящій трудъ, ни отдаленный бой
Курантовъ не могли душиего больной
Отвлечь отъ тысячи печальныхъ размышленіи:
Знать, въ этотъ част., унылый и глухой,
Страданьями съ судьбой расплачивался геній.
Недаромъ головой онъ на руки поникъ
II тихо вздрагивалъ,—безпомощный старикъ.
Въ какомъ-то безпорядкѣ смятомъ
Лежалъ камзолъ его въ углу на грудѣ книгъ,
II брошенъ былъ на стулъ, знакомый меценатамъ,
Парадный, пудреный парикъ.
«Эхъ, Ломоносовъ, бѣдный Михаилъ
«Васильичъ!» самъ съ собой онъ съ грустью говорилъ,
«Ты родины своей ничѣмъ не могъ прославить,
«И вотъ, за то, что ты не любишь уступать,
«За то, что ты привыкъ все только съ бою брать,
«Отъ академіи хотятъ тебя отставить...
«Пора тебѣ молчать, глупѣть и умирать!»
Такъ онъ хандрилъ,—и вотъ, отъ темнаго начала
До темнаго конца вся жизнь предъ нимъ предстала:
