Направился; прошелъ въ придѣлъ,
Гдѣ я постригся, и не смѣлъ,
Не могъ глядѣть на образа;
Мнѣ чудилось—за мной слѣдятъ
Пхъ очи, въ душу мнѣ глядятъ;
II вотъ, надвинувъ на глаза
Накидку, я молиться сталъ.
Бею ночь къ молитвѣ напрягалъ
Я грѣшный духъ мой и взывалъ:
Ей, Господи!.. II такъ страдалъ,
Такъ убивался! Предо мной
Виталъ все тотъ же роковой
Прелестный образъ,—звалъ, стоналъ,
Очами чудными сверкалъ,
Сверкалъ лилейной наготой.
Напрасно жаркой головой
Къ холоднымъ мраморнымъ плитамъ
Я припадалъ. Увы! и тамъ,
Па этомъ каменномъ полу,
Казалось, къ моему челу
Не мраморъ льнетъ—ея рука
Холодная,— а у виска
Лепечетъ голосокъ: «Вставай!
Я жажду, жду! спѣши, спасай!»
