Въ его расширенныхъ зрачкахъ
Мучительный прочелъ я страхъ.
Онъ сталъ блѣднѣе мертвеца;
Онъ не дослушалъ до конца
II глухо мнѣ проговорилъ:
«Кириллъ, ты страшно Согрѣшилъ!
Я тридцать лѣтъ здѣсь—и Лоонъ
Пи разу не былъ оскверненъ,
Не только женскою стопой —
Ея подобіемъ. Кириллъ!
Не Богъ, а дьяволъ попустилъ
Такой соблазнъ! Скажи, какой
Тяжелою эпитимьей
Искупишь ты свой грѣхъ? Иди
II затворись! Не выходи
Изъ скита своего лѣтъ пять,
Чтобъ плоть грѣховную распять,—
Чтобъ могъ вернуться ты опять
Па путь спасенья твоего».
И только— больше ничего
Онъ не сказалъ; благословилъ,
Вздохнулъ, потомъ лицо закрылъ
Руками, точно на его
Невозмутимое чело
