15
Сначала,
Досугу радуясь, онъ веселъ былъ
И много шлялся. Весело онъ мнѣ
Разсказывалъ, какъ видѣлъ поздней ночью
У мельницы, близь омута—самъ видѣлъ—
Русалку,—какъ она чесала косу,
Какъ издали мелькалъ въ потьмахъ, какъ мраморъ,
Ея бѣлѣющійся, влажный локоть.
И какъ она вскочила съ дикимъ визгомъ
И бултыхнулась въ рѣку.
... Все исчезло.
Онъ долго ждалъ, но темная рѣка
Уже ему своихъ завѣтныхъ тайнъ
Не выдавала; долго тщетно ждалъ онъ—
Такъ и не могъ узнать: была ли это
Русалка или баба... Оба мы смѣялись.
И никогда я не видалъ Вадима
Такимъ здоровымъ, бойкимъ, откровеннымъ,
Готовымъ даже надъ самимъ собой
Трунить и соглашаться, что все вздоръ,
Но что безъ этихъ глупыхъ бредней, скучно
Ему, и что безъ нихъ никакъ не можетъ
Онъ обойтись...
Вдругъ—перемѣна: вдругъ
Онъ сталъ разсѣянъ и меланхоличенъ.
А меланхолія—болѣзнь: Она
Таится въ нервахъ и боится смѣха;
И если улыбнется, то такой
Натянутой улыбкою, что ей
Становится неловко. Юность
Не церемонится: я сталъ его
Разспрашивать, сталъ приставать къ нему:
..Скажи, скажи, здоровъ ли? Что съ тобой?
Иль ты опять влюбленъ въ мечту, въ царицу
