вал обо всем -на свете. Это било его призвание,
его страсть. Пси істраісшоот натуры он был
первым лидом в городе после Мишурина. Но в
умении раіоскаідывать, излить свой талант, пре
поднести его ладам, он далеко превосходил
нелюдимого, лишенного артистичности, Мичурина.
•—f То есть,
івы
понимаете, господа, — букваль
но задыхался Хренов, іплотая воздух и широко
іра|скрыів глаза. — Вы понимаете, что делается,
когда они уже сварены? іВы берете и начинаете
их отжимать в котелок... чтоб все вытекло, все!
Вот так вот... Ух! Аромат! Аай!!! Ну, ну, как
.вам сказать?.. Ничего в мире, клянусь че'стью,
%
в Америке, ни в Европе, куда им, боже мои!
оСказка, слышите, сказка! Простите, как ваше
имя, отчество?
— Евгений Григорьевич, — сказал профессор
Карташов, облизываясь и делая глотательное
движение.
— Что вы говорите? У меня шурин Евгений
Григорьевич! Удивительная вещь. Тезки! Вы
слышали, господа?
Вскоре швеіца'ніие от гфод!скщх> головы пере-
4
неслось к отцу Христофору, где после невообра
зимо сы то го обеда и расспросов о столице
главным предметом разговора стал, конечно, Ми
чурин.
— Ну, конечно, очень интеірешый человек, —
сказал Карташеву отяжелевший Быков, — но...
93
