Обходил судно и еще один человек в чине капитана
второго ранга. Сухой и подобранный, он наблюдал за
работой с такой заботливостью, точно находился в соб
ственном имении. Матросы, еще издали завидев чер
ную бородку, аксельбанты и сдвинутую на затылок
фуражку, начинали усерднее работать. Они хорошо знали
своего старшего офицера Зурова и сразу могли опре
делить его настроение. Будучи чем-нибудь недоволен,
он на ходу подковыривал большим оттопыренным
пальцем правой руки воздух, словно кочедыком. (Когда-
то его назначили в гвардейский экипаж, но он отка
зался от блестящей карьеры. Ему хотелось быть
настоящим моряком, а не «тточником», как называли
приближенных к дворцовым сферам. И все же он,
сын генерал-адъютанта, не избавился от этих сфер,
зачисленный в адъютанты к великому князю Алексею
Александровичу. Но от этого у Зурова не пропала
любовь к морю. Долг службы у него был на нервом
месте. Взыскательный к себе, готовый, если потребуется,
умереть за свой флот, он требовал этого и от
других. Он был убежден1, что власть ему дана не
дарам, что ©се распоряжения его святы и нерушимы и
что матросов, совершивших хотя бы малейший просту
пок, нельзя оставлять безнаказанными. Фамилии про
винившихся матросов он записывал на белых, как снег,
накрахмаленных манжетах, потом призывал «грешни
ков» к себе и определял им наказания:
— Тьг, чортова перечница, станешь под ружье на
два часа. А ты, чортова перечница, сядешь в карцер
на пять суток.
Вообще у Зурова на все выработались свои очень
устойчивые взгляды, и в них-он верил, как в таблицу
5
