УХАБЫ
147
в Петрограде начались бунты. Неизвестно еще, чем все
это кончится...
Он разгладил лежащий перед ним чистый лист бумаги
и согнулся, словно ощутил тяжесть золотых погонов
с черными орлами. Толстая шея его стала короче, а плечи
круто поднялись. На несколько секунд в салоне, ярко
освещенном электрическими люстрами, водворилась такая
тишина, словно сразу все прекратили дыхание. Стены
из красного дерева, черный лакированный рояль, зеркала,
никелированные ручки на дверях отсвечивали холодным
блеском.
Адмирал вдруг вскинул голову и выпятил грудь, уве
шанную орденами, словно хотел показаться нам более вну
шительной персоной. Оттопыренные уши в седых волосках
стали красными. Голос зазвучал раздраженно, срываясь:
— Во всяком случае ко всему нужно быть готовым I
Революционная зараза может переброситься и на суда!
Тогда... Нечего вам говорить об этом! Вы все хорошо
помните пятый и шестой годы...
Красный призрак прошлых лет грозно встал перед
нами. Казалось, поднялся темный занавес, показывая
минувшее. В воспоминания вторгались подробности о вос
станиях в Кронштадте, на „Потемкине"» на „Память
Азова", — подробности кроваво-грязные и жуткие.
Совещание продолжалось долго. Выработали меры:
не пускать команду на берег, винтовки на каждом судне
должны стоять только в офицерском отделении, следить
за радио-рубкой, чтобы получаемые сведения о событиях
в Петрограде не попадали к нижним чинам, условились
сообщаться с командующим флотом не иначе, как шифро
ванными телеграммами. В заключение адмирал заявил, что
всякие попытки к восстанию на том или другом корабле
офицеры совместно с кондукторами, унтер - офицерами
