А. НОВИКОВ - П РИБ ОЙ
200
картошкой, наливали квасом. От этого кожа на животе
становилась тугой, как на барабане, а сытости нисколько.
Бывало, только воздух портишь от такой жратвы...
Среди команды раздался злой и нервный смех.
А бас продолжал громыхать, словно сбрасывал с горы
тяжелые камни:
— И не было у нас другой скотины, кроме вшей.
Этой божьей твари водилось много. Можно было бы це
лый капитал нажить, если бы нашлись покупатели. А все
отчего? Мой отец за всю свою жизнь только один раз
вымылся с мылом. Точнее сказать, его вымыли другие
перед тем, как в гроб положить. Вот оно что значит
быть неразлучно с нуждой. Господ она обходит, а к нам
пристанет — не отвязаться от нее.
Пробовали мы
свою нужду в проруби утопить — не тонет, окаянная.
Попу своему продавали—не покупает, даже даром не
берет, кошлатый идол...
И опять послышался смех, тревожный и жуткий, словно
с горящим факелом приблизились к пороховому погребу.
— Вспомните, братцы, как ваши родители живут.
Разве на много лучше? Неужели после этого мы будем
милосердствовать со своими обиралами?
В толпе произошло движение. Каждая пара глаз смо
трела на меня, не мигая, затаив глубокую ненависть. Ве
ковые обиды, сдерживаемые раньше страхом дисциплины,
начинали закипать слепой злобой.
Разуваев входил в раж. Моих защитников он назтал
„слюнтяями". По его словам, таким пустоголовым людям
даже нельзя доверить никакого дела, ибо они со своею
телячьею жалостью могут провалить всякую революцию.
Я посмотрел на председателя Смирнова. Он стоял
в напряженной позе, словно приготовился выдержать осаду.
Губы его были плотно сжаты, а синие глаза потемнели.
