У Х А Б Ы
19
")
Раздались голоса в мою пользу, такие же искренние
и азартные, какие раздавались раньше против меня. Воз
буждение росло. От шума и крика полутора тысяч
людей трещала голова. Можно было подумать, что все
перепились спиртом, но я хорошо знал, что ничего
подобного не было. С ящика мне было видно, как дви
гались и качались головы, словно подсолнушки под вет
ром. Из общего гвалта я мог разбирать только отдель
ные фразы:
— Таким командиром мы должны гордиться!
— Сколько раз он спасал нас от смерти!
— Вот идиоты —кого вздумали судить!
— Такой командир нам еще нужен будет!
— Всенародно требуем оправдать!
Меня уже не радовали такие выкрики. Я находился"
в положении человека, переживающего жесточайшие пытки.
Сначала меня как бы угощали смертоносной отравой,
а когда мои конечности начинали холодеть, когда сердце
сжималось в последних судорогах, мне преподносили про
тивоядие, чтобы продлить жизнь еще на несколько минут.
Эта операция была невыразимо мучительна. Мне оста
валось только молчать и ждать — чего ждать? Трагического
конца или полного избавления? Об этом никто ничего не мог
сказать, даже сами участники суда. Ибо кто может по
знать все извивы массовой психологии? Это омут, темный
и загадочный, неизвестно чем населенный. С его таин
ственного дна могут всплыть всякие неожиданности:
и безобидные золотые рыбешки, ласкающие ваш глаз,
и уродливые чудовища, угрожающие размолоть ваши
кости на здоровенных зубах.
— Братва, ша! —поднявшись на ящик, крикнул новый
человек корявым голосом. Это был матрос второй статьи
Разуваев.
