Матрос колотил себя в грудь кулаком. Че
люсти его вздрагивали. Глаза сверкали нена
вистью. Каждое слово исходило из глубины
оскорбленного сердца.
— Довольно! Моя больше нз хочет, нэ
хочет...
— Чего не хочет? — спросил приятель.
— Служить моя нэ хочет. Моя на Казань
пошла. Гумагу давай мнэ. Гумагу давай мнэ.
С печатью. Я полет давал. А он помныть
будэт меня, Матыгин. Я платыл ему. Хорошо
платыл. У, дыяволы!
Матрос заскрежетал зубами и резко вско
чил со стула.
— Тише ты, чорт! — прикрикнул рабо
чий. — Соседей разбудишь. Понять я не
могу, что ты лопочешь.
Матрос тряхнул головой — не мешай, де
скать — и продолжал:
— Теперь я знаю: нэ свинья винова
тый, а оны — злодыи. Оны золото на со
весть мэнял. Правду нашу воровал. В гу-
маге все это сказано. Убыть их всех
надо! Тогда нэт богатых, нэт бедных.
Все довольный. Так Андрушка говорил...
Ах, Андрушка башка имэл. Любыл я
его.,..
14
