201
руло какое-то дерево, что-то мокрое скользнуло у меня по
лицу,—и я очнулся. Туманъ уже ползъ, подъ нимъ шелестили
и словно катились —волочились по слѣдамъ его опавшіе
листья, вершины шумѣли; надъ головой бронзоваго дѣ
душки, какъ летучій дымъ, пронеслось какое-то безпрестанно
обрывающееся облако, и вслѣдъ за тѣмъ на его лицѣ вдругъ
показались свѣтлые блики, обозначались его колѣни, руки,
и даже кое-какія складки мѣшковатаго сюртука его. Съ
тою же затаенной досадой, сталъ я всматриваться въ знако
мыя мнѣ черты хмураго, неподвижнаго лица его и невольно
вздрогнулъ: мнѣ показалось, что дѣдушка шевелитъ губами...
— Шалишь! подумалъ я, — не напугаешь! просто, при
лунномъ свѣтѣ качаются вѣтки, тѣни отъ нихъ ходятъ по
губамъ его; а мнѣ и кажется, будто они шевелятся—опти
ческій обманъ и больше ничего!
Я закрылъ глаза н сталъ думать: а что, если бы дѣй
ствительно показалось мнѣ, что бронзовая статуя дѣдушки
не только губами шевелитъ, но и дѣйствительно говоритъ
со мной, что тогда?
И, поправивши на головѣ шляпу (она, проклятая, без
престанно съѣзжала у меня на одинъ високъ), я спустилъ
ноги на землю, на груди а la Napoleon сложилъ свои руки,
и сталъ думать о дѣдушкѣ, о его житьѣ-быгьѣ, о его пря
модушныхъ. и дружескихъ связяхъ съ тогдашними литера
торами, о его басняхъ, когда-то въ дѣтствѣ наполовину
