202
мною изученныхъ, н не странно ли, пока я все это думалъ,
я боялся поднять голову, боялся опять увидать шевеля
щіяся губы, и, несмотря на этотъ непреодолимый страхъ,
все-таки поднялъ голову—губы шевелились попрежнему,—
О! чортъ возьми! чуть не вскрикнулъ я, — ну, говори...
ну!.что ты ничего не говоришь, говори, коли можешь! —
Я закрылъ глаза, и, вообразите, дѣдушка Крыловъ своимъ
старческимъ, добродушно-ироническимъ голосомъ, не шутя
заговорилъ со мной. Показалось даже— самое, лицо его
склонилось надо мной, какъ лицо старой няни надъ изго
ловьемъ засыпающаго ребенка. Не поднимая рѣсницъ, я
сталъ вслушиваться, вслушиваться, и ясно услыхалъ сти
хотворную, прямо ко мнѣ обращенную рѣчь его:
— Попался! заперли дружка!
Ну, не сердись — бѣда не велика...
Проглянетъ солнышко — и отопрутъ ворота;
Но помни, милый, врагъ силенъ,
И въ жизни, что ни шагъ — капканъ или тенёта...
Ие думаю, чтобъ ты былъ искренно влюбленъ,
Хоть и сидишь, надувши губы.
А ночь-то сиверка — я за тебя боюсь:
Того гляди, получишь флюсъ,
Иль какъ-нибудь простудишь зубы.
Закутайся, съ меня примѣра не бери,
