2 6 2
Что не мѣшаю ей, хоть для портрета,
Хоть въ сумерки, казаться молодой,
И грудь у ней дышала зноемъ лѣта:
На всемъ лежалъ тончайшій пудры слой.
Глаза горѣли, или такъ казалось,
Когда въ лицо ей падалъ полусвѣтъ.
Игнатъ писалъ, графиня рисовалась—
И выходилъ прелестнѣйшій портретъ!
Но съ полотна какой-то блѣдной Нормы
Сіяли строго-дѣвственныя формы.
Игнатъ краснѣлъ, какъ ни была мила
Графиня,—кисть отчаянно лгала...
Онъ зналъ ее по слухамъ, былъ послушенъ
Ея причудамъ, какъ усердный пажъ,
Но втайнѣ былъ глубоко равнодушенъ,
И въ голову не приходила блажь!..
Вотъ, помнитъ онъ, отецъ его въ халатѣ
Глядитъ въ окно н крестится, звонятъ
Къ вечернѣ; онъ, о загулявшемъ братѣ
Горюя, зябнетъ... въ коридорѣ спятъ
Старуха-няня, на старухѣ—кошка;
Въ гостиной—мачиха: она немножко
Посоловѣла и порасползлась,—
