Всегда твердый в своих намерениях, я на этот раз
■ легко соглашаюсь с ее доводами, что со мной редко
бывает, и решаюсь остаться здесь дня на два, но живу вот уже вторую неделю, успокаивая себя тем, что
имею еще денежный запас.
Гуляя по шумным улицам, я каждый раз стараюсь
дальше обойти дом Амелии, чтобы не встречаться с
нею. Меня.тянет больше за город, где в одиночестве
брожу я, любуясь пышным праздником земли. Иногда,
уйдя из дому алым утренником, я прихожу к любимой
роще с восходом солнца. На деревьях, одетых в брачный наряд молодой листвы, на изумрудном бархате
травы, на цветах, как слезы восторга, сверкают капли
росы. Трелью жаворонков и других пгиц звенит небо.
Залитый лучами, я стою на опушке леса, привалившись к дереву, и с замиранием сердца слушаю удивительную песню поздней весны. Шмыгнет, вытянув шею,
куропатка в траву, выскочит из кустов серый кролик,
станет на задние Лапы, прядая острыми ушами и бестолково кося па меня выпуклые глаза, и поскачет
дальше,—это все жалкая дичь, обреченная1 для охотничьей потехи лендлордов. А рядом, зеленея молодыми
всходами посевов, тянется поле, изрезанное на участки и огороженное живым кустарником, с разбросанными всюду фермами. Проголодавшись, я захожу к
крестьянам, чтобы купить что-нибудь из съедобного. В
Англии эти арендаторы чужих земель считаются бедны •
ми. но эта бедность для меня, выросшего в русской
дерезне, кажется странной: в больших каменных домах—чистота, на окнах—гардины, на стенах—зеркала
л
человеческий рост, на полу—ковры, у некоторых хозяев имеется даже мягкая мебель и пианино. Глядя на
156
