времени, словно переселившись за грани вечности.
Среди пустыни бурлящих вод, этих проклятых зыбей,
поднимающих и низвергающих нас, в грохоте громовых раскатов, в реве осатаневшей бури, трудно себе
представить, что есть где-то твердая земля, освещенная ярким солнцем, с пышною-зеленью и благоухающими цветами, со всеми сущими в живых,—она исчезла, как прекрасный сон, поглощенная водной хлябью.
Действительно пи наступает сумрак ночи, сгущаясь и
плотнея, или мои глаза наливаясь кровью, перестают
видеть,—л не знаю, но только передо мною уже нет
ни моря, ни туч. Всюду непроглядный мрак, раскалываемый ломаными полосами огня, а мне кажется, что
это с грохотом рушатся миры,
сверкая последними
вспышками жизни и превращаясь в изначальный хаос.
Все погибло, все пожрала смерть.
Только я да еще
тот, за чье крыло я держусь, продолжаем жить. Преодолевая космические бури, падая и взмывая, мы со-,
вершаем свой безумный полет в загадочную неизвестность...
В потухающем моем сознании
внезапно всплыл
дорогой образ.
— Амелия!— крикнул я во весь голос, отделяясь
от крыла.
Я рассыпался в искры.
Очнувшись на второй день, яг сам себе не поверил,
что нахожусь в матросском кубрике. Медленно и плав.*
но покачивается корабль, поднимаемый мертвой зыбью. В иллюминаторы, бегая по стенкам нашего помещения, заглядывает лучр солнца. Я лежу на нарах,
прикрытый старым знакомым одеялом, а около меня,
1 49
