Отец ее, колхозный плотник, одобрительно посматри
вал на дочь. Ему нравилось такое прилежание к работе.
Он гордился дочерью, но виду не подавал, даже ворчал
иногда сердито: «Совсем от дома отбилась...» Но Паша
знала, как задобрить отца. Была у Сергея Степановича
слабость: очень любил он пофилософствовать, поговорите
о жизни. Чтобы он не сердился, Паша вечерком приса»
живалась рядом с ним у крыльца и умильно просила:
«Расскажи чего-нибудь, папа». Отец не торопясь свер
тывал самокрутку, выпускал голубое колечко и начинал
рассуждать:
— Мы к труду родились... Человек всю жизнь рабо
тать должен...
До революции в поисках заработка много побродил
по России Сергей Степанович. Много знал он разных
историй о прежнем житье-бытье, о купцах, подрядчиках,
капиталистах.
— Вот соревнование в колхозе идет, все стараемся,
чтобы получше, не то, что раньше... И все для себя, са
ми работаем и сами хозяйничаем...
Он смачно затягивался махорочным дымком, замол
кал на минуту, ожидая вопроса или возражения, и про
должал:
— Вот, помню, в Питере дрова грузили. Сидим мы,
мужики, перекур у нас, значит. Глядим—подрядчик идет.
Сам в белой жилетке, золотая цепочка на животе бол
тается. Сел. Тоже закуривает, сигару только. «Что-то
вы молчите, говорит, работнички, невесело у вас. Пору
гались хотя бы». «Чего нам ругаться, отвечаем, люди мы
из разных мест, друг друга не знаем, обидеть не успели
еще. Кабы у себя в деревне, там, глядишь, из-за баб
сцепились бы или еще из-за чего. А тут чего нам ру
гаться?» «А; вы, говорит, вот так поругайтесь: эй ты, гусь
лапчатый, работничек липовый, себя бережешь, на тачку
только половину накладываешь, а артель за тебя вези...»
Так и стравливал нас подрядчик, как собак, чтоб грызлись
мы промеж собой да побольше на богатея работали.
Ему прибытку больше с нашего надрыву. Хитрый он
был, подрядчик...
Много лиха хлебнул Сергей Степанович. И в Одессе,
и в Риге, и в Москве искал ом своего счастья. Не нашел.
После революции, когда началась коллективизация
первым вступил в артель. И забогатела понемногу семья.
114
