лось голубое небо, и солнце скользило своими лучами по
земле, как вдруг пришла страшная весть.
После войны возвращались в село фронтовики. Среди
них был человек, который воевал вместе с Михаилом. Это
Александр Рындин.
Изрешеченный пулями, осколками снарядов, он долп>
находился в госпиталях. Домой вернулся инвалидом.
Пыхтя козьей ножкой, то и дело прибавляя огоньку
в догоравшей керосиновой лампе, он медленно, рассказы
вал Екатерине правду о ее муже.
■—Так вот, значит, Катюш... Стало быть, расстался я
с Михаилом іюд Смоленском... Было это в бою. Тринад
цать атак выдержали мы, но устояли. Осталось нас от
батальона раз, два—и обчелся. Маленькая горсточка. А
гитлеровцы бросали на нас все новые и новые силы.
Как сейчас помню, Михаил лежал вот так, рядом со
мфй, за пулеметом. Он пулеметчиком был, а я у него —
вторым номером. Немцы наседали. Меня ранило промеж
лопаток и в голову. Я потерял сознание. Не знаю, много
ли прошло времени, но когда очнулся, вижу—Михаил бин
тует меня. А я шевельнуться не могу—режет в голове и
шабаш!. Ну, думаю, настал мой час... А Мишка кричит:
— Уползай в тыл! А я фрицев бить буду!
Хорошо сказать—уползай, а как ты двинешься с ме
ста, ежели кровища из тебя, как из ведра. Мишка приль
нул к пулемету. Вижу, хлещет он свинцом по немецким
цепям. Тра-та-та, тра-та-та, так и поливает, так и поли
вает смертью. Ствол пламя изрыгает.
Превозмогая боль, я огляделся: вокруг, кроме Михаи
ла, никого не было—то ли наши отошли, то ли были по
биты. Лежу, думаю, как помочь Михаилу. Только хочу
за винтовку взяться —сознание уплывает. Вдруг слышу
его команду:
— Немедленно в тыл! Я прикрою тебя, а потом сам
отойду. Слышишь, в тыл!..
Собрал я последние силенки и пополз, то теряя созна
ние, то снова приходя в себя. Долго полз, показалось,
вечность.
Один раз обернулся и на том месте, где лежал Михаил,
вижу огненное ветвистое дерево, столб дыма и огня.
Слышу—пулемет замолчал. Ну, думаю, пропал Мишка-
Миной его угодило...
Больше ничего не помню. "Очнулся уже в госпитале
95
