После обеда, погода начала быстро портиться. Ветер
івежел. Завыли вентиляторы, послышался свист в таке
лаже, Из-за горизонта без конца выплывали облака и, за
волакивая небо, неслись быстро и низко. Старые моряки
строго посматривали вокруг.
— Кажется, трепанет нас...
Другие утешали:
— Ничего. Не то видали. Выдержим...
А к вечеру, постепенно нарастая, разразилась буря.
Надвигалась ночь, бесконечно-долгая, угрюмо-холодная.
Севзрноѳ море, озлобляясь, стало сурово-мрачным. Паро
ходнаш начал кланяться носом, точно прося у стихии по
щады для своей старости. Но отовсюду веяло жестокой
неумолимостью. Вздыбились воды и, взбивая пену, закло
котали. Седоволосые волны полезли на палубу, ощупывая
и дергая каждую часть корабля, точно испытывая, осно
вательно ли все укреплено.
Я взошел на мостик. Капитана не было здесь: он за
болели находился у себя в каюте. Кораблем управляли
штурманы. Я обратился к ним с вопросом:
— Ну, как дела?
— Как видите, дела корявые.
В их отрывистых приказаниях матросам чувствовалось,
что предстоит пережить нечто серьезное. Барометр падал.
Буря усиливалась. Напрягая зрение, я впивался в -раз-
38
