66
А. НОВИКОВ - ПРИБОЙ
выскочил из гимназии с такой быстротой, словно вылетел
на крыльях. Нечего было и думать о возвращении домой.
До ночи он ходил в поле и в роще, как помешанный.
Он раскаивался, плакал и опять бесновался. Потом вер
нулся в город и пробрался в порт. Его давно манило
море. У стенки стоял норвежский пароход с такой низкой
осадкой, что ничего не стоило бы прямо с набережной
забраться на его борт. Но по верхней палубе прохажи
вался вахтенный матрос. Только около полуночи, когда
вахтенный вошел в уборную, Карнер забрался на па
роход и на цыпочках скрылся под полуют. Там стояли
какие-то бочки, ведра. В одном углу он нащупал бре
зенты. Он завернулся в брезент и твердо решил: либо
умрет с голоду, если пароход долго простоит в гавани,
либо будет в море. На следующий день, к величайшей
радости беглеца, пароход тронулся в путь. Еще одна
ночь прошла. А утром Карнер, терзаемый голодом,
вышел на палубу. Кругом было только море да небо.
Ликующим восторгом наполнилось юное сердце. Кар-
нера заметили и повели к капитану. Тот шумливо ру
гался, а юноша молчал, радостно улыбаясь. В море не
выбросишь человека за борт—так он и заделался матросом.
— С тех пор прошло более двадцати лет. Да, товарищ
Лутатини, более двадцати лет,—закончил Карнер в
угрюмо замолчал.
Лутатини нервно теребил свою черную бородку.
— Переписывались вы со своими родителями?
— Нет, вернее—почти нет. Только матери раза два
писал. Просил ее не тревожиться за меня. Мать я очень
любил.
— Допустим, что ваш протоиерей поступил с вами
нехорошо,—задумчиво заговорил Лутатини,—но почему
же вы питаете такую непримиримую ненависть ко всему
духовенству всех религий?
Карнер встрепенулся, глаза стали колючими.
