жить своей родине. Но чему они могли научиться
у этих господ? Проходило время. Молодёжь разо
чаровывалась в своих мечтах. Их также охваты
вала зараза разложения. И мне этого не удалось
избежать. Я тоже стал каким-то чудаком.
Лезвии замолчал, нахмурился, но от волнения у
него продолжали дёргаться губы.
Мне было обидно за русский флот, и я сказал:
— Выходит, что морские воротилы служат во
флоте только ради жалованья и чинов. И больше
ничего. А боевой подготовкой кораблей и личного
состава они также интересуются, как быки молеб
ном.
—« Это сказано очень сильно и верно.
У барина лицо набухло, на висках вздулись
жилы, брови надвинулись на глаза. Он потёр лоб .
и задумался. Какая задача решалась в его голове?
Как бы в ответ мне он заговорил хрипло, с го
речью:
— Вот что,
Захар Петрович,
скажу я вам.
Я уже написал на высочайшее имя докладную за
писку. Завтра же её пошлю. Это моё последнее об
ращение. Все наши флотские недочёты, всю мер
зость нашей морской службы я изложил на бумаге
б
самой резкой форме. И добавляю — это не моё
только мнение, но и других передовых офицеров.
Пусть почитают. А в конце ставлю вопрос: наме
рено ли правительство оздоровить наш флот? Если
нет, то пусть выгонят меня вон со службы или по
садят за тюремную решётку. Я соглашусь скорее
сдохнуть под забором, как бездомная собака, но
не хочу участвовать в позоре будущей войны...
Я встревожился, Слушая его, и с болью смотрел
на этого благородного, но надломленного человека.
Я хотел сказать ему: не надо напрасно рисковать
собою. Но он вдруг сжал кулаки и, потрясая ими
над головою, закричал грозно, как обвинитель:
12 Капитаы 1-го ранга
ф
177
