233
Старший конвоир только покосился на худую, никуда
негодную обувь, но ничего не сказал.
Заговорил второй конвоир:
— Да, это последнее дело, если ногу натрешь. Помню,
от Перемышля нас немцы пугнули. Мы отступали. Наша
часть пешедралом отмахивала по сто верст в день. А са
поги у меня были узкие и тесные, дьявол их возьми. Эх,
изувечил я тогда свои ноженьки! В кровь растер. Хорошо,
что по весне это случилось, можно было разутым бежать.
А если бы так в холод пришлось? Ну и пропадай...
— Верно, ни за что пропадешь, — соглашается стар
ший конвоир. — Вот этим, окаянным, и на войне хорошо,—
добавляет он, кивнув назад головою. Разъезжай себе на
лошадях...
Разговор переходит на кавалерию. В лесной тишине,
под розовеющим небом, мирно звучат голоса этих людей.
И не похоже на то, что один из них скоро будет сбро
шен под обрыв.
Но старший конвоир все время находится в какой-то
смутной тревоге. С каждым днем силы противника ра
стут, угрожая обрушиться на город, а власть, защищае
мая им, едва держится. Чем все это кончится? Смущает
и приговоренный. Теперь, всмотревшись хорошенько, он
замечает, что внешний вид босого человека напоминает
ему родного брата, перешедшего к красным. Хочется
скорее отделаться от него, расстрелять его, не доходя
до „Площадки Дьявола".
Он смял недокуренную цыгарку и сердито отбросил
ее в сторону.
— Шагай быстрее!
Все трое идут по-военному— в ногу.
Вдруг впереди, где-то в лесу, раздались выстрелы.
Конные с пешими переглянулись.
А. НОВИКОВ-ПРИБОЙ
