дома он боялся отца, а на улице набрасывались ребя
тишки:
— Порченов сын ... Батька твой — душегуб...
Дома Петр был мрачен и молчалив. При виде изуро
дованного лица жены в душу его прокрадывалось что-то
тревожное. Если что нужно, буркнет слово и сам отвер
нется. Ее он больше не бил, боясь, „как бы канители
какой не вышло".
После того, как Петр засадил отца в острог, Матрена
стала бояться его еще больше: он стал для нее зверем,
с темной, непонятной, как бездна, душой, неизвестно что
замышляющей.
Но страшнее всего бывало по ночам. В избе непро
глядный мрак. На дворе бушует ветер. Бьются о стекла
капли дождя, стучат ставни, как-будто чужая рука отво
ряет их. Качаясь, шумят деревья, кто-то протяжно воет,
хохочет.
Иногда вдруг послышатся сдавленные рыдания: может,
душа покойной матери вьется вокруг дома, оплакивает
горькую судьбину дочери...
Матрена, вздыхая, крестилась.
Рядом с нею, в кровати, почти всегда пьяный, громко
храпя, лежал чужой, враждебный человек. Иногда он
стонал во сне и скрежетел зубами, неизвестно кому грозясь:
— З ар еж у ... Зарежу и больше никаких!..
Просыпаясь, муж грубо обнимает ее больное тело.
Она не сопротивлялась, отдаваясь ему с чувством омер
зения, дрожа от страха.
Наступил канун престольного праздника. Петр, раз*
гулявшись, просидел у шинкаря до поздней ночи. Вышел
от него совсем пьяным и окунулся во тьму, точно ныр
нул в прорубь плотного пруда, в стоячую темную воду*
82____________Л Н О ВИК О 3 - П РИ ПО Й_______________
