Алеша провожать его сбирался,
И освѣжалъ водой свой сонный ликъ,
Какъ вдругъ, въ передней, сабли стукъ раздался.
II замелькалъ жандармскій воротникъ.
И свой арестъ Игнатъ мой помнитъ живо;
Но за него я долженъ вамъ сказать,
Что въ оны дни никто-бъ не счелъ за диво,
Что вздумали его арестовать.
То было время,—время роковое:
Ча старый строй, за право крѣпостное
Дрожа, одни представили себѣ,
Что на Козихѣ, или на Трубѣ,
Того гляди, затѣять баррикады;
Другихъ смутилъ осиротѣвшій тронъ
Луи-Филиппа. Слухи и тирады
Газетныя встревожили нашъ сонъ.
Парижъ кипѣлъ, народы волновались,
Одни лишь мы, внѣ всякихъ бурь и грозъ.
II мыслями, и чувствами сливались
Какъ бы въ одинъ безтрепетный колоссъ.
Святая Русь ни бури той, ни воя
Не слушала, спиной къ Европѣ стоя.
(Не все читалъ въ газетахъ высшій свѣтъ,
