V
естественно въ мірѣ представленій юнаго поэта. Мысль его
о-неразрывной связи новой жизни съ прошлымъ не такъ
сумасбродна, какъ то могло казаться благоразумному раз
сказчику. Юный поэтъ никакъ не могъ удовлетвориться
тѣмъ порядкомъ вещей, который благополучно водворился
здѣсь на гробахъ предковъ.
Для него норма жизни могла быть только тамъ, гдѣ осу
ществлялась бы красота, а красоту онъ понималъ не иначе,
какъ воплощеніе добра и правды: онъ чистосердечно
искалъ такой красоты въ окружавшей его новой жизни и
не находилъ ея тамъ. Потому красота сама восполнялась
въ душѣ его мечтою, какъ необходимою поправкою этой
жизни—представленіями идеальными, изъ которыхъ сильнѣе
другихъ оказались представленія родной старины. Вотъ
смыслъ его сновъ и галлюцинацій.
Пока въ его жизни дѣло могло ограничиваться только
областію идей, юноша жилъ надеждою на ихъ осуществле
ніе, охраняемый ими отъ житейской грязи. Но и эта,' срав
нительно мирная, пора его жизни доставалась ему не легко.
Разрывъ между мечтою и дѣйствительностію давалъ себя
знать, незамѣтно подтачивая его нѣжный организмъ.
Читателю мало-по-малу становится яснымъ, что гдѣ яви
лись сѣмена мысли, запросы личныхъ нравственныхъ чувствъ
исознательныхъ рѣшеній—тамъ завязывается -глубокая драма,
передъ судомъ которой не скроется истинная цѣнность
наличныхъ условій - гражданственности, образованности и
нравственнаго уровня представленной житейской среды.
Почему юноща-пѳэтъ не удовольствовался, не могъ удо
вольствоваться общепринятой въ его уголкѣ моралью своей
