хлеба. Слишком много лет прошло с тех пор, и барщина
виделась Егоровне, будто во сне. Будто в тяжелом, кош
марном сне свистела барская плетка, полосуя холоп
ские спины, и крестьяне, задыхаясь от безземелья, моли
ли господа бога ниспослать на них свою милость.
Потом пришла революция, а с нею и настоящая
жизнь, вздохнули мужики, Это запомнилось крепко, да
и как не запомнить тех радостных дней, когда сирота
обрела большую семью, стала полновластной хозяйкой?
Советская власть дала ей все, потребовав взамен лишь
добросовестный труд во имя общего блага... Она труди
лась, хорошо трудилась, и даже злые языки не могли
сказать про нее ничего худого. Коровы, как дети, ходили
за ней, за версту узнавали...
Может, так думала Егоровна, а может быть, по-дру
гому, только не могла она оторвать взгляда от правого
берега, где прошли ее горькое детство, девичество и
вдовья жизнь, вся до последнего, вчерашнего дня, когда
директор совхоза, собрав активистов, сказал:
— Враг у порога, есть приказ угнать скот на Волгу,
к Саратову.
Этот представительный, уже начавший полнеть чело
век, говорил тихим голосом и, казалось, невозмутимо.
Бывший красный партизан, большевик, он принимал ак
тивное участие в установлении Советской власти на Р я
занщине и теперь, как всегда, давал указания спокойно
и деловито. Коротко обрисовав обстановку, он назвал
фамилии тех, кто должен был эвакуировать совхозные
стада. Имя Натальи Егоровны Барановой было названо
одним из первых. К тому времени она работала брига
диром, готовилась стать членом Коммунистической пар
тии...
Враг шел на Рязань. Звенели окна, дыбилась от
взрывов земля, застилала небо, застила солнце тягучая
черная туча.
— Мы вернемся, мы очень скоро вернемся, — шепта
л а женщина, а сама все смотрела, смотрела, будто хоте
л а вобрать взглядом, унести с собой родные приокские
дали. Тронула повод, повернула лошадку и, не огляды
ваясь, пустила ее в рысь вслед за гуртами, уходящими
к Волге.
Брели гурты, гонимые бедой, коровы в кровь разби
вали ноги. Больно было видеть Егоровне, как вытягива-
1 0 6
